Геометрия в стихах и прозе

Во времена Пушкина «математика, физика, механика завоевывали все большее признание, становились модной темой салонных разговоров. Интерес к ним со стороны молодого поколения, казалось, возрастал в большей степени, чем интерес к «изящным искусствам» и отвлеченным, метафизическим проблемам». Пушкин же видел преимущества поэзии перед наукой и философией в том, что поэтические шедевры со временем не устаревают и продолжают свою жизнь в веках.

С другой стороны, Пушкина интересовало то, что сближает поэзию и науку: «Великая поэзия включает в себя и великую мысль. И “высшая смелость“ в поэзии – это “смелость изобретения, создания, где план обширный объемлется творческою мыслию”».

В связи с этим вспоминается смелое стихотворение Семена Кирсанова «Любовь математика», наполненное не только математическими терминами, но и тонким комизмом, скрытой насмешкой над образом мысли «влюбленного технаря»:

Расчлененные в скобках подробно,

эти формулы явно мертвы.

Узнаю: эта линия – вы!

Это вы, Катерина Петровна!

Жизнь прочерчена острым углом,

в тридцать градусов пущен уклон,

и разрезан надвое я вами,

о, биссектриса моя!

Знаки смерти на тайном лице,

угол рта, хорды глаз – рассеки!

Это ж имя мое – АВС –

Александр Борисыч Сухих!

И когда я изогнут дугой,

неизвестною точкой маня,

вы проходите дальней такой

по касательной мимо меня!

Вот бок о бок поставлены мы

над пюпитрами школьных недель, -

только двум параллельным прямым

не сойтись никогда и нигде!

Стихотворение демонстрирует высочайшую смелость автора, о котором Евгений Евтушенко высказался так: «Про Кирсанова была такая эпиграмма: “У Кирсанова три качества: трюкачество, трюкачество и еще раз трюкачество”. Эпиграмма хлесткая и частично правильная, но в ней забывается и четвертое качество Кирсанова – его несомненная талантливость. Его поиски стихотворной формы, ассонансные способы рифмовки были впоследствии развиты поэтами, пришедшими в 50-60-е, а затем и другими поэтами, помоложе. Поэтика Кирсанова циркового происхождения – это вольтижировка, жонгляж, фейерверк; как жаль, что у нас на сегодняшний день нет ни одного формалиста такого класса».

Основная часть В плену «совершенных линий»

В последней строфе Кирсанова упомянуты параллельные прямые. Явление параллельности пришло в поэзию из геометрии. Параллелизм в поэзии – это «композиционный прием, подчеркивающий структурную связь двух или трех элементов стиля в художественном произведении; связь этих элементов состоит в том, что они располагаются параллельно в двух или трех смежных фразах, стихах, строфах, благодаря чему выявляется их общность». Синтаксический параллелизм предполагает одинаковую структуру предложений в смежных стихах:

Ко мне приплывала зеленая рыба,

Ко мне прилетала белая чайка!

А. Ахматова

Если одинаковое синтаксическое построение повторяется в смежных строфах, как в стихотворении М.Ю. Лермонтова «Парус», то параллелизм называется строфическим

Что ищет он в стране далекой?

Что кинул он в краю родном?..

Под ним струя светлей лазури,

Над ним луч солнца золотой…

М. Лермонтов

Настоящие поэты всегда стремились совершенствовать форму своих произведений и вносить в них скрытый, зашифрованный смысл. Если уподобить первые буквы стихов вертикальной прямой, то примером внесения смысла в бессмысленность вертикальных буквенных рядов можно считать акростих, в котором начальные буква каждого стиха при чтении сверху вниз составляют слово, иногда фразу; это заметно только очень внимательному или подготовленному читателю.

А при повторении ритмического рисунка внутри строф – ритмическим:

Сад весь в цвету,

вечер в огне,

Так освежительно радостно мне!

Вот я стою,

вот я иду.

Словно таинственной речи я жду

А.Фет

Настоящие поэты всегда стремились совершенствовать форму своих произведений и вносить в них скрытый, зашифрованный смысл. Если уподобить первые буквы стихов вертикальной прямой, то примером внесения смысла в бессмысленность вертикальных буквенных рядов можно считать акростих, в котором начальные буква каждого стиха при чтении сверху вниз составляют слово, иногда фразу; это заметно только очень внимательному или подготовленному читателю.

Различают три типа акростиха:

1. Акростих-ключ: читаемый по первым буквам текст в концентрированном виде выражает смысл произведения и, по авторскому замыслу, должен быть замечен всяким читателем; частный случай такого решения – стихотворение-загадка с разгадкой в первых буквах:

Довольно именем известна я своим;

Равно клянётся плут и непорочный им,

Утехой в бедствиях всего бываю боле,

Жизнь сладостней при мне и в самой лучшей доле.

Блаженству чистых душ могу служить одна,

А меж злодеями – не быть я создана.

(Юрий Нелединский-Мелецкий)

2. Акростих-посвящение: читаемый по первым буквам текст называет его адресата; часто этот адресат указан в тексте и другим способом (в названии, в эпиграфе, прямо в стихотворении).

Пример акростиха – «сонет-ответ» И. Северянина “Валерию Брюсову” (1912 г.).

3. Акростих-шифр: читаемый по первым буквам текст не имеет прямого отношения к содержанию стихотворения и вводит в произведение новую, побочную информацию. Часто такой тип акростиха использовали как средство обойти цензурные запреты.

Это была «попытка внести смысл даже в вертикальную бессмыслицу букв, стройность, порядок – в хаос».

Как «суровый Дант не презирал сонета», так и многие крупные поэты слагали акростихи. Акростих занимал и Северянина, и Городецкого, и Гумилева, и Кузьмина, и Ахматову, в принципе не склонную к рациональным построениям. Есть акростихи и у поэтов уж сугубо органических – Сергея Есенина и Павла Васильева… . Кстати, сам Пастернак написал по крайней мере два акростиха, обращенных к Марине Цветаевой».

Некогда акростих использовали и как средство борьбы с цензурой.

Изящный акростих подарил А. Ахматовой М. Лозинский:

Я Ахматовой покорён.

Шарм Аннеты необорён.

Милой цеховой царевны

Анны дорогой Андревны.

Как геометрическую линию можно представить в поэзии и моностих, то есть поэтическое произведение из одной строки. Моностихи мы встречаем и в классической литературе («Покойся, милый прах, до радостного утра» Карамзина), и в поэзии Серебряного века («О, закрой свои бледные ноги!» Брюсова; «Всевыразительность есть ключ миров и тайн» Бальмонта), и в более поздней лирике («Он в зеркало смотрел, как в уголовный кодекс» Александра Гатова; «Лучше недо – чем пере» Ильи Сельвинского), и в современной поэзии («Не пугайся, любимая, это еще не стихи» Владимира Вишневского; «Дышала ночь восторгом самиздата» Б. Констриктора; «Осознал. Содрогнулся. Привык» Кирилла Ковальджи). Конечно, моностихи сами по себе с геометрией связаны слабо, но как изящен «одностих» Ивана Жданова, который имеет совершенно геометрическое название – «Лента Мебиуса» - и может читаться бесконечно: «Я нужен тебе для того, чтобы ты была мне нужна».

Черты моностиха:

юмористичность, ироничность;

афористичность;

использование разговорной лексики;

использование приема умолчания;

злободневность, актуальность;

ориентация на широкий круг читателей

массовое употребление.

«О, закрой свои бледные ноги» (В. Брюсов)

«И кожей одной и то ты единственна» (С. М. Вермель)

«Окоп копаю. Может быть – могилу» (В. Е. Субботин)

Магическими становятся и пи-стихотворения, состоящие из последовательности слов, где количество букв представляет десятичную последовательность числа: 3, 14… На русском языке известно несколько анонимных пи-моностихов: «Что я знаю о кругах», «Что я тебе и Дарье рассказал», «Это я знаю и знать продолжаю», и даже двустишие «Где и волк, и выдра властелин – ту страну лютый рок обошел».

С. Фединым написан прозаический текст, где количество букв в словах соответствует числу π – 3, 141 592 653 589 793 238 462 643…: «Тип. Я ехал в метро. Тщедушный, но наглый пижон (шея будто акушером вытянутая) брюзжал – затолкали его. Он был скользок… День спустя на Арбате вижу его».

Внутренней геометрией обладает и такая форма, как палиндром – буквально «бегущий назад». Это «число, буквосочетание, слово или текст, одинаково (или почти одинаково) читающийся в обоих направлениях». По-русски палиндром часто называют «перевертень».

В древности палиндромам придавали магический или сакральный смысл. Самым древним из магических палиндромов считают такой: SATOR APERO TENET OPERA ROTAS (Сеятель Арепо с трудом держит колеса). Из него складывается магический квадрат, где выражение читается как вертикально, так и горизонтально, как слева направо, сверху вниз, так и наоборот. Из-за магических свойств этот палиндром считали оберегом от болезней и злых духов.

S A T O R

A R E P O

T E N E T

OPERA

ROTAS

Волшебный смысл палиндрома, видимо, осознавали и русские скоморохи, в своих представлениях выкрикивающие «На в лоб, болван». Широко известен и палиндром Державина «Я иду съмечемъ судия», и палиндромный стих Фета «А роза упала на лапу Азора». В. Хлебников создал целую палиндромическую поэму «Ра-зин»

Разновидность палиндрома – реверс, где рифма при чтении наоборот меняется:

Глаза зеленые твои

Мне будут снова сниться, и

Слеза, как чистый образ твой,

Весне запомнится шальной.

Неизвестный автор

Подводя итог, приведу изящный пример, принадлежащий Кириллу Решетникову: «Он дивен, палиндром, и ни морд, ни лап не видно…»

«Стихи растут, как звезды и как розы»

Нетрадиционные формы поэзии нередко вызывали негативные оценки. Даже в «Словаре литературоведческих терминов» читаем: «Фигурные формы – стихотворения, составленные из строк одного размера таким образом, чтобы их контуры изображали какую-либо фигуру: треугольник, крест, звезду, сердце и т.п. Принадлежа только графике, подобные ухищрения не имеют никакого отношения к поэзии. Они связаны, главным образом, с периодами упадка, отрыва поэзии от жизни «в книжной латинской поэзии Средневековья, в стихах С. Полоцкого, адресованных к царю, в русской предреволюционной поэзии декаданса и пр.)». Однако есть и другое мнение: «В России фигурные стихи появляются в период виршеписания. Наиболее виртуозным “фигуристом” проявил себя неистощимый Симеон Полоцкий. По сути дела, это была уже грань визуальной поэзии, роднящейся с изобразительным искусством». Стремление изобразить стихом какую- либо фигуру «вполне отвечало представлениям барочных авторов о стихе как картине мира, о магических свойствах словесно-зрительного ряда».

В 18 – 19 веках фигурные стихи писали Державин, Сумароков, Апухтин и другие.

Интерес к фигурной поэзии проявил и ΧХ век. «Поэзия должна последовать за живописью»,- призывал В. Хлебников, предвосхищая эпоху визуальной поэзии, соединяющей в себе словесное и зрительное творчество. Ее истоки – в искусстве поэтической каллиграфии, где неразличимо связаны узор и смысл; в визуальной поэзии эпох маньеризма и барокко. Визуальную поэзию, которой увлекались футуристы, дадаисты, постмодернисты, С.Е. Бирюков назвал «поэзией под микроскопом»: «Это преувеличенная поэзия или преувеличение поэзией собственных прав. Поэзия хочет быть всем, но прежде всего она хочет быть видимой».

В середине ХХ века стихи – архитектурные композиции начал создавать Андрей Вознесенский. Яркий пример – фигурное стихотворение о сносе Сухаревой башни.

Такие стихи лучше не читать, а рассматривать и оценивать как архитектурную конструкцию.

Нужно ли воспринимать такую поэзию всерьез? Вот пример принципиальной позиции: «Переориентация смысла с текста-сообщения на текс-картинку делает ситуацию более одномерной, но и более естественной, более профессиональной. Воспринимаемый глазами текст должен быть рассчитан, прежде всего, на визуальность (что всего остального не исключает). Но воспринимать «музыку» стихов Пушкина глазами, как раньше, - это противоестественно. Для «музыки» есть саунд-поэзия. Литература расщепляется, словно атом, на визуальную и фонетическую, что, безусловно, позволит в будущем создать и НОВЫЙ синтез обеих половин.

Два в одном, три в одном…

Уникальность двойных стихотворений, которые при прочтении вместе образуют третье, способна немало удивить читателей поэзии. Геометрия здесь простая: слева – первое стихотворение, справа – второе, а если читать по очереди сначала первую строчку первого, затем первую строчку второго и так далее, то получится новый текст. Таково стихотворение французского поэта Агриппы Д’Обинье (перевод Э.Линецкой).

По такой модели построен и сонет Валерия Брюсова: если мысленно разрезать его по вертикали на месте каждого тире – интонационной паузы за очередной внутренней рифмой, - то текст распадется на два самостоятельных сонета. Можно найти в нем и стих-разгадку: «Скрывает тайный смысл в полустихах сонета…».

Такой технически отточенный текст поражает виртуозностью формы, показывает, до какого совершенства мог подняться поэт. Вкус к технической стороне дела с легкой руки Брюсова становится не только достоянием Серебряного века, но и появляется в парадоксальной поэзии эпохи постмодернизма.

«Заветные кольца»

Геометрически точна композиция тех стихов, строф и даже целых стихотворений, которые построены по принципу кольца, то есть повторения в конце произведения или фразы каких-либо элементов его начала. В лирике это повторение в конце стиха, строфы или всего стихотворения начальных звуков, слов, строк.

«Кольца» могут быть:

Фонетическими:

Не пой, красавица, при мне…

А.С. Пушкин

Строфическими:

Тихо розы бегут по полям,

Сердцу снится страна другая.

Спою тебе сам, дорогая,

То, что сроду не пел Хаям…

Тихо розы бегут по полям…

С.А. Есенин

Лексическими:

Я не люблю манежи и арены,

На них мильон меняют по рублю, -

Пусть впереди большие перемены,

Я это никогда не полюблю.

В.С. Высоцкий

Композиция кольца в целом стихотворении, когда в нем повторяются первая и последняя строчки, - излюбленная форма поэтов. Таково стихотворение Блока «Ночь, улица, фонарь, аптека…».

По принципу внутристрофического кольца строятся и такие твердые формы, как рондо и триолет. Например, триолет Игоря Северянина.

«Что отражают зеркала?»

Ю.М. Лотман первым научно обосновал мысль о том, что в поэтическом тексте все элементы речевого уровня, от фонем до композиции, «могут возводиться в ранг значимых» и что «любые моменты, являющиеся в языке формальными, могут приобретать в поэзии семантический характер, получая дополнительные значения». Следуя логике Лотмана, стоит присмотреться к замечанию Ю.К. Олеши по поводу двух стихов из «Путешествия Онегина»:

Там упоительный Россини,

Европы баловень – Орфей…

Ю.Олеша заметил, что слова «Орфей» и «Европы» зрительно чем-то похожи. Он обнаружил, что слово «Орфей» есть в довольно сильной степени обратное чтение слова «Европа». Таким образом, в строчку как бы вставлено зеркало! Действительно, можно представить звуковой образ этих слов так: [арфэй] | [йэвро]. Одно из них как бы отражает другое, образуя симметричную звуковую картину.

Эффект зеркала можно обнаружить и в строчках стихотворения Б. Пастернака «Сложа весла», только отражение будет уже не звуковым, а слоговым:

Лодка колотится в сонной груди

[лот-ка]| [ка-лот (итцъ)…]

Ивы нависли целуют в ключицы/i>

[и-въ]|н| [ъв-и…(сли)].

Если говорить о зеркальных отражениях, то очень важно, в каком месте будет стоять «зеркало». Изящный зеркальный сонет, посвященный А.Ахматовой, создал Н.В. Недоброво, автор первой статьи о ее творчестве. Его сонет можно читать по стихам сверху вниз и снизу вверх, начиная с последней строчки. В этом случае отражающая поверхность «зеркала» располагается сразу за последним стихом.

Если говорить о зеркальных отражениях, то очень важно, в каком месте будет стоять «зеркало». Изящный зеркальный сонет, посвященный А.Ахматовой, создал Н.В. Недоброво, автор первой статьи о ее творчестве. Его сонет можно читать по стихам сверху вниз и снизу вверх, начиная с последней строчки. В этом случае отражающая поверхность «зеркала» располагается сразу за последним стихом.

Многие строки сонета трудно понять без культорологического комментария. Так, «Три А я бережно чертил узором» - это монограмма имени, отчества и фамилии А.А. Ахматовой. А намек на зеркальное письмо Леонардо да Винчи в последнем стихе – разгадка сонета.

В философии Пифагора звук – неотъемлемая часть и выражение Вселенской гармонии. Гармония же рассматривалась им как состояние, предшествующее красоте. В философии гармония тесно связана с числом «семь»: семь нот, семь цветов радуги, семь дней Творения, семь планет. И различные комбинации этих семи частей создают гармонию или дисгармонию. Однажды, размышляя над проблемой гармонии, Пифагор проходил мимо мастерской медника, который работал с куском металла. Он заметил, при ударе различных молоточков и других инструментов о металл, тона между звуками различаются. Тщательно оценив гармонии и дисгармонии, получающиеся от комбинации этих звуков, Пифагор вывел математические закономерности, лежащие в основе музыкальной гармонии, то есть открыл диатоническую шкалу музыкальных интервалов. Полученные соотношения чисел, образующих интервалы, математик отразил в Тетрактисе, или пирамиде из точек (пифагорейский треугольник, который впоследствии стал для пифагорейцев верховным символом универсальных сил и процессов).

По преданию, Пифагор установил, что приятные слуху созвучия случаются только в том случае, когда длины струн, издающих эти звуки, относятся как целые числа первой четверки 1:2, 2:3, 3:4. Появилась музыкальная гамма и октава. Первобытный человек, однажды подув в кость, не отбросил её в сторону, а, как только пришел в себя от испуга, превратил её в духовой инструмент и стал мастером изготавливающим музыкальные инструмент.